Таинственный Хомяков: Мыслитель, проповедовавший русскую самобытность

Таинственен путь русских мыслителей, так же как таинственна и закрыта от людских празднолюбопытных взоров всякая глубокая душа человеческая. Очень сложно объяснить феномен возрастания духа людей сильных, волевых, глубоко верующих и не склонных к публичным рефлексиям своих настроений.

Почти все современники, кроме крайних его недоброжелателей, вспоминают об Алексее Степановиче Хомякове (1804-1860 гг.) как об очень приятном, энергичном и веселом человеке. Для некоторых это внешнее поведение было трудно соединимо с представлением о серьезности и глубине духовной жизни, и они обманывались, называя  Хомякова человеком, сугубо погруженным в бытовой мир деревенской барской жизни. По-видимому, Алексей Степанович допускал в свой внутренний мир очень немногих или даже вообще никого, а приоткрывался он лишь случайно, да и то лишь внимательным и деликатным людям.

Алексей Хомяков в молодости. Автопортрет. Фото: www.globallookpress.com

Существует рассказ Ю. Ф. Самарина (1819-1876 гг.) об одном виденном им собственными глазами случае из жизни Алексея Хомякова, в котором он невольно стал свидетелем проявления духовного мира знаменитого славянофила. Произошло это вскоре после смерти Екатерины Михайловны, жены Хомякова, в январе 1852 года.

Жизнь его раздвоилась, — пишет Самарин, — днем он работал, читал, говорил, занимался своими делами, отдавался каждому, кому до него было дело. Но когда наступала ночь и вокруг него все улегалось и умолкало, начиналась для него другая пора... Раз я жил у него в Ивановском. К нему съехалось несколько человек гостей, так что все комнаты были заняты, и он перенес мою постель к себе. После ужина, после долгих разговоров, оживленных и его неистощимою веселостию, мы улеглись, погасили свечи, и я заснул. Далеко за полночь проснулся от какого-то говора в комнате. Утренняя заря едва-едва освещала ее. Не шевелясь и не подавая голоса, я начал всматриваться и вслушиваться. Он стоял на коленях перед походной своей иконой, руки сложены крестом на подушке стула, голова покоилась на руках. До слуха моего доходили сдержанные рыдания. Это продолжалось до утра. Разумеется, я притворился спящим. На другой день он вышел к нам веселый, бодрый, с обычным своим добродушным смехом. От человека, всюду его сопровождавшего, я слышал, что это повторялось почти каждую ночь.

Исследователи, изучавшие жизнь и творчество А. С. Хомякова, конечно, если они способны к погружению в духовные составляющие крупных личностей, всегда писали о нем с нескрываемым удивлением. Его человеческая и писательская цельность удивляла не одно поколение пытавшихся понять процесс вызревания его гения. «Мы не знаем, — писал о Хомякове один из самых глубоких исследователей русской мысли, — как сложился его твердый духовный и умственный характер. Из того, что мы знаем о его молодых годах, сложение его мировоззрения мало объясняется. Создается впечатление, что Хомяков "родился", а не "стал"» (Флоровский Георгий, прот. Пути русского богословия. Вильнюс, 1991. С. 271).

Но это впечатление и у самого протоиерея Георгия Флоровского вскоре заменяется убеждением, что цельность духа у Хомякова — это результат его закаленности, прошедшей, быть может, через многие испытания и искушения, о которых история русской мысли просто не знает из-за отсутствия свидетельств. 

Родившись в родовитой московской дворянской семье 1 мая (по старому стилю) 1804 года, Алексей Хомяков рос мальчиком впечатлительным, увлекающимся, с пытливым к разнообразным знаниям умом. Мать Хомякова (урожденная Киреевская), женщина властная, энергичная, умная и глубоко верующая, вероятно, имела сильное влияние на формирование личности Алексея. Она смогла привить сыну религиозную настроенность и церковное мировоззрение, заметные в нем уже с самого раннего возраста. Всю свою жизнь А. С. Хомяков соблюдал все посты, не пропускал праздничные и воскресные богослужения.

А ведь его юность выпала на времена, быть может, самые вольнодумные, заквашенные на революционных масонских и декабристских мечтаниях.

Фото: Sasha_Ivv / Shutterstock.com

Существует несколько известных рассказов из его детства, частично раскрывающих черты характера Хомякова и указывающих на способность тогдашних русских дворянских семей давать не только утонченное светское образование, но и цельное христианское воспитание. Так, обучаясь латинскому языку у аббата Boivin и заметив опечатку в папской булле, которую они переводили на русский язык, маленький Алексей спросил аббата, как тот может считать папу непогрешимым, если римский понтифик делает орфографические ошибки.

Интересен и рассказ о том впечатлении, которое произвел на десятилетнего Хомякова и его старшего брата Санкт-Петербург, показавшийся братьям языческим городом, в котором от них потребуют переменить веру. Они поклялись друг другу лучше претерпеть мучения, чем изменить Православию.

Столь же характерна для пылкой натуры, повсюду ищущей правды, и попытка семнадцатилетнего Алексея бежать из дома в Грецию на помощь православным грекам, восставшим против турецкого владычества. Накопив немного денег, достав фальшивый паспорт и длинный нож, юноша пустился в этот далекий путь, но, к счастью для него, был пойман недалеко от Москвы.

В 1821 году последовала его первая публикация — части перевода «Германии» Тацита.

Далее Алексей Хомяков оканчивает математическое отделение Императорского Московского университета со степенью кандидата наук, и отец в 1822 году отдает его в Астраханский кирасирский полк. Весной 1823 года он переводится в лейб-гвардии Конный полк в Санкт-Петербург.

Здесь Хомяков сводит множества знакомств, в том числе и с будущими декабристами, вступая с ними в многочисленные споры, считая всякий военный бунт безнравственным. Он приводил декабристов в бешенство, доказывая им, что они выступают за установление в России тирании вооруженного меньшинства, а вовсе не за свободу.

В середине 1825 года сам Алексей Хомяков выпрашивает бессрочный отпуск и уезжает на два года в Европу, большую часть времени находясь в Париже. Затем участвует в русско-турецкой войне 1828-1829 годов, где проявляет воинскую смелость и мужество.

В 1837 году умирает А. С. Пушкин, постепенно начинает ослабевать поэтический накал начала XIX столетия, приходит время философских размышлений. В преддверии знаменитых «сороковых годов» со статьи «О старом и новом» (1839 г.), по сути, начинается печатная проповедь славянофильского учения. Встает во весь свой гигантский рост вопрос о самобытности России, о ее дальнейшем онтологическом выборе пути развития.

А. С. Хомяков оптимистически утверждал этот новый путь. «Мы будем продвигаться вперед смело и безошибочно, — писал он в своем рассуждении "о старом и новом", — занимая случайные открытия Запада, но придавая им смысл более глубокий или открывая в них те человеческие начала, которые для Запада остались тайными, спрашивая у истории Церкви и законов ее — светил путеводительных для будущего нашего развития и воскрешая древние формы жизни русской, потому что они основаны на святости уз семейных и на неиспорченной индивидуальности нашего племени. Тогда в просвещенных и стройных размерах, в оригинальной красоте общества, соединяющего патриархальность быта областного с глубоким смыслом государства, представляющего нравственное и христианское лицо, воскреснет древняя Русь, но уже сознающая себя, а не случайная, полная сил живых и органических, а не колеблющаяся вечно между бытием и смертью».

Сам А. С. Хомяков был удивительно разнообразным человеком. Его дочь Мария Алексеевна вспоминала о своем отце так:

А<лексей> С<тепанович> любил всякое состязание (соревнование) словесное, умственное или физическое; он любил и диалектику, споры и с друзьями, и с знакомыми, и с раскольниками на Святой (в Кремле), любил и охоту с борзыми как природное состязание, любил скачки и верховую езду, игру на биллиарде, и шахматы, и с деревенскими соседями в карты в длинные осенние вечера, и фехтование, и стрельбу в цель» (Отдел письменных источников Государственного Исторического Музея).

Он был столь многосторонен, что С. Т. Аксаков говорил о нем, что «из Хомякова можно выкроить десять человек, и каждый будет лучше его».

Во всем этом он был абсолютно неподражаем, обаятелен и запоминаем. Хорошо его знавшие люди вспоминали, что основными чертами его характера были простота и веселость.

В «Былом и думах» Герцен (идейный противник славянофильства) писал о Хомякове следующим образом:

Ум сильный, подвижной средствами и неразборчивый на них, богатый памятью и быстрым соображением, он горячо и неутомимо переспорил всю свою жизнь. Боец без устали и отдыха, он бил и колол, нападал и преследовал, осыпал цитатами и остротами.

 (Герцен А. И. Былое и думы. Ч. II. гл. XXX).

Одной из главных тем размышлений А. С. Хомякова была тема Церкви, смысл которой идеально передает название одной из его работ — «Церковь — одна». Он очень тонко чувствовал отличность Православной Церкви от католичества и протестантства и много писал об этом. Веру он понимал как общее дело: «Ты понимаешь писание, во сколько творишь дела, угодные мудрости, в тебе живущей. Но мудрость, живущая в тебе, не есть тебе данная лично, но тебе как члену Церкви, и дана тебе отчасти, не уничтожая совершенно твою личную ложь, — дана же Церкви в полноте истины и без примеси лжи. Посему не суди Церкви, но повинуйся ей, чтобы не отнялась от тебя мудрость».

Фото: www.globallookpress.com

Церковный опыт, святоотеческая традиция были главным мерилом церковности в его трудах. Католическому авторитету он противополагает свободу, но свободу, основанную не на праве, а на обязанности и единомыслии с Церковью.

Особое место в его творчестве занимают «Записки по всемирной истории», в которых начала исторического развития устанавливаются в связи с религиозным чувством и религиозными идеями. В дальнейшем эту историософскую инициативу А. С. Хомякова развил и продолжил Л. А. Тихомиров в своем капитальном труде «Религиозно-философские основы истории».

Из учения о Церкви А. С. Хомяков выводит и свою антропологию, главным постулатом которой является утверждение не самодостаточности личности как таковой. «Отдельная личность, — утверждает А. С. Хомяков, — есть совершенное бессилие и внутренний непримиримый разлад» (Полное собрание сочинений. Т. I. С. 161). Он говорит о том, что в каждой личности борются два начала: свободы и необходимости. Исходя из такого понимания, он выделяет два типа личности: одни, в которых преобладает принцип свободы (иранский тип, как он называет); другие, в которых господствует принцип необходимости (кушитский). Окончательное раскрытие иранского типа личности он видит в христианстве.

Основой его гносеологии был постулат о том, что «истина недоступна для отдельного мышления, доступна только совокупности мышлений, связанных любовью», причем любовью именно христианской и в Церкви. «Познание божественных истин, — пишет А. С. Хомяков, — дано взаимной любви христиан и не имеет другого блюстителя, кроме этой любви».

Таким образом, любой философский или историософский вопрос для А. С. Хомякова был неотъемлемо сопряжен с христианским учением. Это не было случайностью, поскольку сам А. С. Хомяков стремился к построению именно «христианской философии». Все, что он делал, он делал с убеждением, что поймут его только потомки. Так, еще в 1845 году в письме к Юрию Самарину он писал:

Мы должны знать, что никто из нас не доживет до жатвы, и что наш духовный и монашеский труд пашни, посева и полотья есть дело не только Русское, но и всемирное.

А позже тому же Самарину он напишет такие строки:

Мы передовые; а вот правило, которого в историях нет, но которое в истории несомненно: передовые люди не могут быть двигателями своей эпохи; они движут следующую, потому что современные им люди еще не готовы. Разве к старости иной счастливец доживет до начала проявления своей собственной, долго носимой мысли.

С осознанием невозможности увидеть плоды христианского возрождения во главе с православной Россией философ-славянофил умер 23 сентября 1860 года по старому стилю от холеры, от которой очень успешно лечил тысячи своих крестьян.