Жизнь и культура есть лишь там, где есть слово "нельзя" – отец Андрей Ткачёв
Среди преемников канцлера Германии Ангелы Меркель на прошлой неделе был назван министр здравоохранения, активист Христианско-демократического союза, католик, а вместе с тем – открытый гомосексуалист Йенс Шпан. И хотя сам он уже отверг канцлерские амбиции, факт налицо: в западной политической системе лжехристианство легко уживается с чудовищными извращениями. Но можем ли мы оградить себя от подобного? И нужен ли России "моральный занавес" от Запада? Об этом рассказывает известный православный пастырь и проповедник протоиерей Андрей Ткачёв.
Когда я читал историю политической жизни в Германии, послевоенной Германии, меня брала такая хорошая зависть. Почему у них есть такие христианские партии: Христианско-демократический союз, Христианско-социалистический союз, альянс ХДС-ХСС – это было вечно на языке, в газетах раньше всегда, в моём детстве, в моём отрочестве. Я всё думаю: у нас нет никаких христианских партий, почему? Теперь я понимаю, что не надо никаких христианских партий. Потому что эти все ХДСы, ХССы не имеют ничего общего с христианством, как оказалось. То есть теперь я задаю себе вопрос: а что общего между ХДС и христианством, ХСС и христианством?
Почему я об этом говорю? Тут подкинули такую идею. Скоро уйдёт со своего поста известная канцлер Германии Ангела Меркель. И в СМИ прошла информация, что ей в преемники, возможно, пойдет некий Йенс Шпан, министр здравоохранения в кабинете Меркель. И о нем есть такая информация – оксюморон, как "горячий снег" или "живой труп", как у Толстого. Что он – член ХДС, Христианско-демократического союза, католик – замужем за каким-то журналистом. Причём он демонстративно вышел замуж. То есть заключил гомосексуальный союз. В 2017 году, в декабре, как только германский бундестаг разрешил эти дела оформлять.
Ладно, шут с ним, это всё ерунда, лично для нас. Но важно то, что теперь такие противоречивые сочетания, как католик-гомосексуалист, уже есть в информационном пространстве. Хотя это взаимоисключающие вещи. Какой может быть католик-гомосексуалист? Либо ты католик, либо ты гомосексуалист. Это совершенно несочетаемые вещи.
Сейчас ни одного кино нельзя посмотреть, чтобы там не было гомосексуальной или лесбийской пары. Смотришь фильм современный, на любую тематику, особенно семейно-драматический, мелодраматический. Комедийный – я уже не говорю, там это просто обязательно. Обязательно там присутствует какая-то извращённая семейка.
Так вот, возникает вопрос: нет ли у нас необходимости в создании какого-то морального занавеса? Аналогичного тому "железному занавесу", который провозгласил Черчилль в своей Фултонской речи. Ещё не зализались раны войны. Британский премьер, бывший тогда уже в отставке, сказал, что его мысли все обращены на борьбу с Советским Союзом. И теперь Гитлер повержен, теперь "империя зла" - Советский Союз. И нужно выстроить "железный занавес" от Балтики до Адриатики. И вот здесь будет свободный рынок демократии и личные свободы, а там будет новый тоталитаризм, и нужно воевать непримиримо. И так далее. В общем, это всё более или менее известно.
Так вот, сегодня, при таком свободном обмене информацией, никакие "железные занавесы" нас не страхуют ни от чего. "Железные занавесы" больше не работают. Но нужны некие новые "занавесы". Как мне кажется, какие-то барьеры морального ограждения. Будущее, скорее всего, принадлежит тем, у кого не выветрится мораль. У кого не исчезнут представления о добре и зле. И кто будет знать, что есть Бог, источник всякого добра, и существует некий противник, возникший в истории, Бога и всякого добра. И что у него есть свой кодекс ценностей. И что между этими двумя силами ведётся непримиримая борьба на поле сердца человеческого, о чём говорит наш классик. Тем людям, которые более или менее понимают это и разделяют, скажем, трусость и мужество, щедрость и скряжничество, человекоубийство с человеколюбием не смешивают. Плюс все половые перверсии отставляют в левую сторону, а нормальную жизнь – в правую сторону. Вот именно этим людям, мне кажется, будущее и принадлежит.
Вообще-то это очень глубокая тема. У Достоевского есть программное произведение – "Сон смешного человека". Где человек описывает свой опыт посещения какого-то другого мира. В котором тоже были люди. И у них была любовь и рождались дети. Мир без греха. Есть прекрасный мультик даже на эту тему. И вот он там пишет: у них была любовь и рождались дети, но нигде не было той мрачной похоти, которая везде на Земле рождает преступления. Половые фокусы – это не просто кто с кем спит, на самом деле. У преступности половая энергия и половая природа. И энергия сексуальных извращений – это энергия насилия и преступлений, на самом деле. И любой психолог, любой криминалист вам это докажет – и на цифрах, и на пальцах. Поэтому это не такая простая вещь – кто с кем спит. Это вопрос преступности в обществе, вопрос извращённой садистической жестокости. Вопрос власти, в конце концов. Потому что секс – это преступление и власть в одном лице. Извращённый секс – особенно.
Так и возникает вопрос о некоем занавесе, моральном занавесе. Потому что, если Россия не отгородится какими-то моральными принципами и не настроит себя против всех этих вещей, которые в мире клубятся, у нас нет будущего. У нас останутся только какие-то разговоры о чём-то хорошем, а на самом деле жизни не будет. Жизнь сгниёт на корню, даже не поднявшись над уровнем земли.
У нас нет христианских партий – ну и ладно, ну и не надо. Потому что там, где они есть, – они уже не христианские. И нам нужен моральный занавес. Наверное, внутри сердца человеческого он должен проходить. Вот это можно, это нельзя.
Слово "нельзя" – это корень цивилизации. Цивилизация есть там, где есть запреты. Где нет запретов – нет морали. Нет запретов – нет культуры. Потому что наличие культуры – это наличие запретов. Езда по дороге предполагает какие-то правила – двойную не пересекай, на красный не едь, на зебре не ускоряйся. Это запреты. Эти запреты обеспечивают жизнь. Запреты везде обеспечивают жизнь. Там, где есть слово "нельзя", – там есть жизнь. Там, где слово "нельзя" исчезает, – там жизнь исчезает тоже. Это слишком элементарно, чтобы об этом говорить. Но об этом говорить нужно, потому что всё элементарное стало непонятным. Нам нужен некий моральный занавес, иначе мы исчезнем. Вместе с погибающим и исчезающим миром. Се ля ви, а как будет дальше – увидим. Молитесь.