Алексей Топоров
Я родился в Казани, городе на Волге, который по мрачной иронии эпохи деградации советского государства в годы моего детства и юношества ассоциировался исключительно с пресловутым «казанским феноменом».
Казань моего детства была обычным интернациональным городом, как и моя семья, - в этом плавильном котле многих наций, собственно, и получился я, нормальный русский человек. А какой еще, если я всегда говорил по-русски, думал по-русски, читал по-русски, писал, соответственно, тоже по-русски, и так уж вышло, что Чебурашка для меня был изначально милее Микки Мауса, а уж непоседливый Незнайка не шел ни в какое сравнение с занесенным к нам маркетинговыми ветрами Диснея Питером Пэном.
В то же время именно в годы моей юности в Казани поднялись «вихри враждебные», по улицам расхаживали сельские парни с зелеными повязками на головах, которым объяснили, что именно Москва мешает их родному краю превратиться в преуспевающие Арабские Эмираты… Через десять лет эти парни перебрались в город, возмужали, заматерели, разнесли в пух и прах исторический губернский центр, точечно налепив свои дворцы из стекла и бетона в псевдонациональном стиле, исходя из собственного непритязательного вкуса. Но процветание в духе Эмиратов так и не наступило. Зато в 1990-е встретить флаг России на территории Татарстана было просто нереально, а празднование той же Масленицы напоминало тайную сходку каких-нибудь подпольщиков… Понимая, что знакомый им город стремительно меняется, причем совсем не в лучшую сторону, представители казанской русской интеллигенции стали сопротивляться этому. Так, как это умеет русская интеллигенция: пикетами, митингами, статьями в федеральной прессе. Тон задавало Общество русской культуры Республики Татарстан, созданное ученым-социологом и конфликтологом с мировым именем Александром Леонидовичем Салагаевым. Ныне, к сожалению, уже покойным.
ОРК РТ боролось за то, чтобы русский язык в татарстанских школах учили в тех же объемах, что и в других регионах России: на тот момент на три урока русского в неделю татарстанскому школьнику предлагалось шесть уроков татарского… Я же выполнял функции пресс-секретаря этой достойной организации.
А еще была сербская тема. Я - обычный постсоветский молодой человек, подсевший на брутальность «Учитесь плавать», но не принявший омерзительную вычурность «ПТЮЧ», был шокирован, увидев по ТВ, что в центре Европы авиация прогрессивного человечества бомбит старинный город.
Столкнувшись с сербской темой, исколесив Боснию и Герцеговину, Черногорию и, собственно, саму Сербию, доставив в небольшое село боснийских сербов икону Казанской Божией матери и по мере сил поспособствовав вместе с другими неравнодушными казанцами восстановлению разрушенной там хорватскими нацистами православной церкви, я пришел к одному верному выводу. Единственно верному - Сербский мир разрушали по тем же лекалам, что и Русский. И те же выгодополучатели, что подзуживали молдавских националистов расстрелять приднестровских милиционеров и входящие в Грозный российские танки, советовали словенским и боснийским сепаратистам прицельно расстреливать колонны техники с безоружными мальчишками-срочниками Югославской народной армии… Вместе с этим я понял, что если не противостоять этому пожирающему нашу реальность с былинами о русских богатырях и улыбкой Гагарина мутному густому мороку, то довольно скоро моя Казань превратится в очередное Сараево, а Махачкала - в новую Приштину. А также, проанализировав последние новости, отчетливо осознал, что все шансы стать «нашей Хорватией» имеет Украина. Уже тогда этот осколок русской земли на полных парах несся к тому состоянию, в котором пребывает с 2014 года.
Именно поэтому в том же 2014 году я оказался в Донбассе. И не оказаться там я просто не мог. Еще когда в России лежал снег, я писал статью о том, что если Москва не окажет поддержку народным республикам Харькова, Одессы, Донецка и Луганска, уготовив им участь Сербской Краины, то саму Златоглавую ждет незавидная участь сломленного Белграда. Ну а когда болевым шоком полоснуло по душе одесское 2 мая, стало понятно, что нужно ехать. Чтобы быть со своим сражающимся русским народом. Воюя в рядах отчаянных, но привычным для себя журналистским оружием.
В Донбассе я пробыл с мая 2014-го по июль 2016-го. До той самой поры, когда затянувшаяся ситуация возле линии разграничения не превратилась в умышленно затягиваемую. Но даже по возвращении в Россию после ранения «пепел Донбасса» продолжал стучать в моем сердце - и это не только метафора, ибо я видел обгоревшие дома Новой Кондрашовки, после того как по ней отстрелялся украинский СУ, а также растерзанные тела ее жителей...
Сейчас, когда обстановка в Донбассе накаляется снова, я возвращаюсь туда. Чтобы быть со своими. Чтобы увидеть все своими глазами. И рассказать миру. Русскому миру. Большому миру. Всем, кто неравнодушен и кого еще не поглотил мутный густой морок, чьи души не успели залосниться, - правду. И ничего, кроме нее.